Но поздно, притворяться, ни к чему.
Ты любишь ли меня?
Я знаю, верю, скажешь «да»,
Но ты обманешь.
Говорят Юпитер, пренебрегает
Клятвами любви.
Не лги, Ромео, это ведь не шутки.
А может, легковерной я кажусь?
Но я так сильно влюблена,
Что глупою должна тебе казаться,
Но я честнее многих недотрог,
Которые разыгрывают скромниц.
Прости за пылкость и не принимай
Прямых речей как легкость и доступность.»
Владимир Александрович все это время смотрел на меня, держа мои руки в своих
ладонях, затем так же стал декламировать:
- « Сияет красота ее в ночи,
Как в ухе мавра жемчуг несравненный.
Редчайший дар для мира слишком ценный.
Как белый голубь среди воронья,
Среди подруг красавица моя!
О, если б мог я быть перчаткой!
Перчаткой на ее руке! «
Он задумчиво замолчал, затем сказал:
- Да, Анна я тоже некогда в молодости увлекался Шекспиром и очень люблю
особенно эту пьесу.
Неумолимо летело, время и нам пора было возвращаться с прогулки. Владимир
Александрович провел меня домой, и торжественно вручив меня моим
домашним, снова прочитал строки Шекспира:
- Спокойной ночи!
Эта почка счастья
Готова к цвету
В следующий раз!
Спокойной ночи!
Я желаю такого же
Пленительного сна,
Как светлый мир,
Которым ты полна!
Елизавета Матвеевна пришла в восторг. Владимир Александрович еще немного
побеседовал с моим отцом в его кабинете, после, распрощавшись,
пообещал зайти попрощаться перед отъездом.
Я сразу же села писать дневник. На этот раз мысль о его скором отъезде
приводила меня в отчаяние. Но я утешалась тем, что смогу еще раз его
увидеть.
Но обстоятельства сложились не лучшим образом.Утром неожиданно вернулись с
курорта мои остальные домочадцы: Ольга Матвеевна, Любовь Ивановна и Лизонька.
Отец, конечно же, по простоте душевной с восторгом поведал им о визите
Владимира Александровича Батурлина, полковника, героя войны и так далее. Он
даже упомянул о моей с ним прогулке.
Но Любовь Ивановна с превеликим негодованием приняла эту новость.
Зная, что я веду дневники, научила Лизоньку украсть мою тетрадь.
Главная 